Черный всадник, возвышаясь мрачной недвижимой фигурой на холме, едва озаряемый уже давно заходящим, но все никак не могущим полностью скрыться за горной грядой, солнцем, наблюдал за располагающимся на ночлег караваном.
Ежевечерняя шумная суета, уже который день кряду.

Отвыкнув за время долгих странствий от единовременного присутствия большого количества людей, Гектор поймал себя на едва заметной тени легкого раздраженного недовольства. И немедленно призвал себя к большему терпению и сконцентрированности на деталях, что должно было помочь убрать все лишние эмоции. На лице его, как всегда впрочем, не отразилось ничего. Холодная равнодушная бесстрастность человека в черном, представителя всемогущей таинственной Организации.

Разумеется, пустись он в путь прямо сейчас, он бы смог обогнать медленно ползущие тяжелые повозки на добрые две недели, и вполне бы насладился тишиной. Только такая излишняя спешка была никому не нужна. И лишний раз провести комфортную ночь в удобной постели постоялого двора могло бы стать приятной наградой за хлопотную работу.
«…Раз или два за долгий путь. Больше все равно не выдержать.»

Пронзительные, необычного цвета глаза заметили, как из вставшего в круг каравана в сторону селения выдвинулась полупустая, но плотно прикрытая, повозка с возницами и три всадника, которые снизу, с ухабистой узкой дороги явно смотрели в его сторону и пока не двигались дальше.
«…Ожидают. Вышколенные и безупречно исполнительные. Сколько же мы на них тратим усилий, чтобы нас так слушали…  И почему это не работает с другими?»

Гектор тронул коня и направил его вниз. 

Последние лучи солнца озарили верхушки изломанных гор и пропали окончательно.
В маленькую деревушку, которая была чуть более зажиточной и прилично отстроенной, чем казалось сперва, маленький отряд въехал, когда уже ощутимо смеркалось. 

Разумеется, плохо соображающая от страха ночная стража, воняя потом, луком и алкоголем, перепугалась еще больше, когда увидела в свете ярких факелов, кого они только что, не стесняясь в грубых выражениях, заворачивали от ворот деревни подальше. И теперь униженно кланялись и несвязно извинялись, громыхая тупыми ржавыми пиками и старыми мятыми шлемами.

Это было привычно и удивляться не приходилось. Такая история повторялась из раза в раз, стоило только попозже вечером приехать к очередному скопищу исходящих ужасом людей.